Ответы на вопросы на стр.60 Часть 1 ГДЗ Коровин 11 класс (Литература)
Рассмотрим вариант решения задания из учебника Коровин, Вершинина, Гальцова 11 класс, Просвещение:
Проектно-исследовательские работы
• Проект. Образы детства в произведениях М. Горького.
Составьте библиографию (список) произведений М. Горького, в которых представлены образы детей и подростков. Подберите иллюстрации и напишите комментарии (аннотации) к каждому произведению, обратив внимание на светлые и трагические стороны детства в изображении М. Горького. Не забудьте осветить тему благотворного влияния родных и наставников на юных героев в противовес «свинцовым мерзостям жизни».
Проект. Образы детства в произведениях М. Горького
Произведения Максима Горького, в которых представлены образы детей и подростков:
1. «Вор» (1896);
2. «Встряска»;
3. Дед Архип и Лёнька»;
4. «Девочка»;
5. «Зрители»;
6. «Колюша» (1895);
7. «Нищенка»;
8. «Пепе» (1913) из «Сказок об Италии»;
9. «Сирота»;
10. «Страсти-мордасти» (1917) из цикла «По Руси»;
М. Горький «Вор»
Аннотация: Мальчонка лет семи попытался украсть с лотка кусок мыла, но был пойман рыжим торговцем с плутоватыми глазами. Тот, с оскаленными в садистской улыбке зубами, стал придумывать наказание для вора.
М. Горький «Встряска»
Аннотация: Рассказ «Встряска», поведает историю маленького Мишки, в тяжелой, беспросветной жизни которого после посещения циркового выступления, наконец, появляются хоть какие-то светлые воспоминания.
М. Горький «Дед Архип и Лёнька»
Аннотация: Дед Архип и его внук Лёнька просят милостыню на Кубани. Они – голодающие из Центральной России. Больной и измученный старик настолько плох, что в любой момент может умереть, а других родственников у парня нет. Пользуясь случаем, Архип крадёт у казаков дорогие вещи: он хочет продать их и скопить немного денег для внука. Погибает во время грозы нищий Лёнька. Горький убеждён, что «свинцовые мерзости жизни» не убили в детях доброты и честности.
М. Горький «Девочка»
Аннотация: Автор с первых строк погружает читателя в атмосферу грязи и безнадёжности, где дом неухожен и грязный настолько, насколько суетливые и голодные люди в рваном тряпье вокруг. В этом убогом месте слышится нежный голосок, поющий колыбельную. Это девочка, на вид около 11 лет, которая качает черенок деревянной ложки, завёрнутый в тряпицу, и, отгородясь от всего вокруг, поёт песенку.
Рассказ передаёт авторскую позицию о несправедливо устроенном мире взрослых людей, которые лишают ребёнка детства. Описывая ужасающую атмосферу, в которой живёт героиня, автор выражает свои переживания и протест против тех условий жизни, которые вынуждают ребёнка приспосабливаться к существованию в мире зла: девочка-подросток вынуждена продавать себя.
М. Горький. «Зрители»
Аннотация: На похоронах генерала всё шло своим чередом, пока на тротуар не выскочил дурачок Игоша. Напуганная лошадь метнулась в сторону и покалечила ногу сироты. Зрители живо сгрудились тесным кругом около раненого, глядя, как тот истекает кровью. Мальчик долго лежал у забора и умолял о помощи, мучаился в предсмертной агонии на глазах равнодушной толпы
М. Горький «Колюша»
Аннотация: В бедном углу пустынного кладбища он увидел пожилую женщину. Она сидела у могильного холма неподвижно, в скорбной позе.
Когда он поинтересовался у неё, кто здесь лежит и как этот человек умер, то услышал в ответ историю о том, как сгоряча брошенные слова, могут загубить жизнь тринадцатилетнего мальчика.
М. Горький «Нищенка»
Аннотация: Павел Андреевич будущий прокурор. Жизнь его прекрасна, он богат и успешен. Бодрый и довольный проделанной работой он идёт на прогулку. Но тут случилось нечто странное, ошеломившее его до потери сознания. Он почувствовал, что кто-то крепко вцепился в его руку. Это был какой-то маленький грязный живой комок...
М. Горький «Пепе»
Аннотация: Рассказ о худеньком десятилетнем мальчике Пепе, оборвыше с итальянской улицы. Несмотря на голод и нужду, мальчишка не теряет весёлого нрава. Он бегает по острову и всюду распевает песни о прекрасной Италии. Пепе всегда и везде замечает красоту окружающего мира.
М. Горький «Сирота»
Аннотация: Рассказ о случае, произошедшем на кладбище. В дождливый день у кладбищенских ворот священник и окружавшие его четыре женщины торговались с извозчиками. Вокруг них толпились нищие, прося подаяния. В конце концов, отец Яков согласился заплатить нужную сумму и, уже сидя в пролётке с женой, вспомнил об отсутствии внука покойной, отданного ему на воспитание. Поручив дьякону найти мальчика, священник уехал
М. Горький «Страсти-мордасти»
Аннотация: Автор довёл до дому гулящую пьяную женщину с обезображенным лицом и познакомился с её сыном Лёнькой — рахитичным подростком двенадцати лет с серой кожей, не могущим ходить из-за атрофированных с рождения ног и живущим в ящике с тряпьём, но имеющим философский склад ума и богатый внутренний мир. Горький убеждён, что «свинцовые мерзости жизни» не убили в Лёньке любви к людям и интереса к жизни (в «Страстях-мордастях».
• Опыт исследования. Роль мифологии в творчестве М. Горького.
Выберите для своего исследования одно произведение, период творчества писателя или разновидность мифа.
Роль мифологии в творчестве М. Горького
Рассмотрим роль мифологии в творчестве М. Горького на примере рассказа «Старуха Изергиль», в котором используются мифические мотивы и образы в двух легендах, которые помогают автору раскрыть основную мысль произведения.
Особенность произведения в том, что в него включены две легенды, в которых используются мифические мотивы и образы. В основе легенд о Ларре и Данко лежат фольклорные и библейские образы героев.
Легенда о Ларре рассказывает о сыне орла и женщины, который был изгнан из общества из-за своей гордости. Отец Ларры – орёл, который в народных верованиях чаще всего предстаёт символом «пограничника» между миром живых и миром мёртвых. Это мифический искуситель, похищающий самых красивых девушек. Образ Ларры близок к мифологическому получеловеку-полудемону, который сеет смерть вокруг.
Антитезой к истории Ларры становится «Легенда о Данко». Данко в рассказе можно сравнить с мифическим героем Прометеем, который несёт людям огонь. Главный герой, подобно титану Прометею, дарует людям огонь знания, позволяющий выбраться из лесов и построить свой мир. В легенде автор изображает романтический идеал – отважного героя-альтруиста, спасшего племя от смерти ценой собственной жизни.
С помощью двух противопоставленных легенд М. Горький утверждает основную мысль рассказа. Он показывает, что смысл жизни заключается в помощи окружающим, служении обществу, а гордость и независимость – ложные идеалы, не представляющие истинной ценности.
• Опыт исследования. Ложь, иллюзия, миф и их противостояние правде в творчестве М. Горького.
Исследуйте эту проблему на материале двух-трёх произведений писателя, в которых она является ведущей (например: «О чиже, который лгал, и дятле — любителе истины»).
Ложь, иллюзия, миф и их противостояние правде в творчестве
М. Горького
Рассмотрим, как раскрывается ложь, иллюзия, миф и их противостояние правде в творчестве М. Горького.
Ложь в произведениях Горького часто рассматривается как средство защиты, которое может выполнять терапевтическую функцию. Писатель считал, что люди лгут, чтобы не причинить боль, и видел, что во лжи есть доброта. Ложь в этом смысле – «золотые сны», которые Горький приветствовал во имя тех, кто в них нуждается.
В пьесе «На дне вопрос о правде и лжи занимает особое место. О том, что нужнее человеку – утешительный обман или жестокая реальность, спорят Лука и Сатин. Противостояние правды и лжи выражается в позиции героя Сатина: он верит в человека, как в Бога, принимает горькую правду и предпочитает не лгать ни себе, ни людям. Сатин считает, что ложь является религией только рабов и хозяев, а правда – «бог свободного человека».
Иного взгляда на мир придерживается Лука. По мнению странника, именно жестокая бессмыслица жизни должна вызвать жалость к людям. Он говорит о лечебнице для пьяниц Актёру, о возможности уйти в Сибирь для Пепла, утешает Анну перед смертью загробным счастьем. Лука считает, что если для продолжения жизни человеку нужна ложь, то надо обманывать и утешать его. В противном случае он просто не вынесет правды и погибнет.
Иллюзии в пьесе помогают героям сохранять веру в лучшее будущее, в чудесные изменения, которые помогут им стать более счастливыми. Например, Настя трогательно рассказывает о любовном романе, хотя все понимают, что это всего лишь история, вычитанная из какой-то бульварной книжки.
Таким образом, в творчестве М. Горького сталкиваются утопическая правда Луки, предпочитающего лгать, чтобы помочь людям обрести надежду и веру в себя; патетическая правда деклараций Сатина, провозглашающего ценность каждой человеческой жизни; циничная правда Бубнова, пессимистично относящегося к жизни и людям.
Рассказ Максима Горького «О Чиже, который лгал, и о Дятле – любителе истины (1893) также посвящён теме лжи, иллюзий и их противостояния правде.
В произведении птицы очеловечены и подобны обществу поэтов и писателей. Они улавливают песню, которая зажигает их сердца призывом к полёту в лучшее место. Птицы заключают, что такое могла пропеть только «великолепная, красивая птица», на поиски которой они летят. Но видят чижа и сомневаются в его песне. Тогда чиж исполняет свою песнь и убеждает птиц, что пел он. Но щеглёнок-журналист не унимается и спрашивает, какие права чиж имеет на то, чтоб всех призывать. Тогда чиж произносит столь вдохновенную и пламенную речь, что птицы готовы лететь прямо сейчас в лучшее будущее. Далее в ситуацию вмешивается дятел, любитель истины. Он и погасил огонь в сердцах, который раздул маленький чиж. Дятел возвращает всех к реальности, в которой «никто из вас не взлетал и не может взлететь выше самого себя».
Таким образом, в рассказе поднимается проблема ценности истины.
Также Горький аллегорически отразил тогдашнюю политическую и идеологическую обстановку и начал борьбу против натурализма как течения, родственного декадентству. Аллегорические образы Дятла, щеглов, соловьёв, ворон, сов не только выражают существо различных течений буржуазной идеологии, но и являются сатирически изображёнными представителями реакционных политических групп и классов.
• Опыт исследования. Типология и функции персонажей «Очерков и рассказов» М. Горького 1897 г.
Прочитайте указанные «Очерки и рассказы». Попробуйте найти общее и характерное у различных персонажей этих произведений и создать их типологию.
Типология и функция персонажей
«Очерков и рассказов» М. Горького 1897 г.
Общее и характерное у различных персонажей «Очерков и рассказов» М. Горького 1897 года – это незаурядные качества характера и необычные поступки. Писатель стремится показать своих героев в переломные моменты их судьбы, в сложных поворотах жизни.
Типология персонажей может быть представлена в виде двух типов:
1. Герой-«ребёнок». К этому типу относятся Гаврила («Челкаш», 1894 г.), Мишка («Дело с застёжками», 1895 г.), Коновалов («Коновалов», 1896 г.), Федька («Трубочист», 1896 г.), Ефимушка («Товарищи», 1897 г.), Кирилка («Кирилка», 1899 г.). Все они люди простодушные и незамысловатые, чистые душой и подчас имеющие репутацию блаженных.
2. Герой-«животное». Писатель сравнивает его с хищником. Во внешнем облике такого героя акцент делается на зубы (оскаленные или стиснутые), прищуренные, горящие злобой глаза и нервные движения. Главной ценностью для таких персонажей является свобода. К их числу относят Рыжика («Убежал», 1893 г.), Емельяна Пиляя («Емельян Пиляй», 1893 г.), Семагу («Как поймали Семагу»), 1895 г., Григория Орлова («Супруги Орловы», 1897 г.), Мальву («Мальва»).
• Коллективный краеведческий проект. Имя М. Горького на карте нашего города (края).
Продумайте цели и этапы вашей работы. Обоснуйте привлечение материала обращением к истории литературы, истории страны и, если есть реальные основания, биографии самого М. Горького. Есть ли памятники, музеи писателя в вашем городе? Вариантом этого проекта может быть подготовленная вами презентация «М. Горький в культурной жизни нашего края».
Имя М. Горького на карте нашего города.
«Телом я родился в Нижнем Новгороде, духовно – в Казани, а как писатель – в Самаре», – говорил Максим Горький. Не так уж долго (немногим более года) прожил он в Самаре, но это был очень важный период в его творческой биографии. Алексей Максимович поехал в Самару в августе 1894 года, следуя совету Владимира Галактионовича Короленко. Тот знал, в каком положении находился Алексей Максимович. Неустроенность быта усугублялась недавно пережитой любовной драмой – он расстался со своей возлюбленной Ольгой Каменской, последней каплей стал момент, когда она уснула при чтении только что написанной «Старухи Изергиль». Горькому было необходимо сменить обстановку, чем и был обусловлен совет Короленко.
Не стоит представлять Самару в конце XIX столетия некой «глухой провинцией», начисто лишенной культурной жизни. Здесь издавались газеты, существовал театр драмы, в клубе тоже ставились спектакли. В эту неспокойную эпоху интеллигенты, осужденные за участие в революционном движении, после отбытия наказания не имели права жить ни в столицах, ни в университетских городах, они уезжали в провинцию, в том числе и в Самару. Следовательно, давая такой совет, Короленко знал, что в этом городе Горький встретит близких по духу людей.
Не сразу писатель прижился в Самаре, поначалу в письмах он говорил о ней, как о «городе, преданном какой-то анафеме», о том, что там только двое интересных людей, причем один из них – он сам. Но со временем его мнение изменилось к лучшему и способствовало этому сотрудничество в местной газете, где он возглавил отдел «Очерки и наброски». Он взял причудливый псевдоним – Иегудиил Хламида и под таким именем в «Самарской газете» публиковались его фельетоны.
Им была присуща весьма едкая манера, доставалось от Горького всем, от женщин с рынка до чиновников. Особенно широкий резонанс вызвал фельетон о происшествии на чугунно-литейном заводе: станок раздробил палец мальчику, в чем автор обвинял Лебедева – владельца завода.
Творчество писателя в самарский период не ограничивалось фельетонами. В той же газете был опубликован очерк под заглавием «Бабушка Акулина», сыгравший роль прообраза «Детства» – первой из повестей, составивших автобиографическую трилогию. К этому периоду относится ряд рассказов, в том числе «Сказка», «На плотах», «Ма-а-ленькая». Здесь же написана «Песня о Соколе», первоначально опубликованная как часть рассказа под заглавием «В Черноморье». В Самаре произошло важное событие и в личной жизни писателя – в 1896 году он обвенчался в Вознесенском соборе с Екатериной Волжиной (дочерью разорившегося помещика). Знакомство с ней также имело отношение к «Самарской газете», где она трудилась в качестве корректора.
Максим Горький прожил в Самаре недолго – всего пятнадцать месяцев, но многое в городе хранит память о нем. Здесь немало мест, носящих имя писателя:
• Улица Максима Горького, проходящая по двум районам – Самарскому и Ленинскому, будучи частью набережной.
• Центральный парк культуры и отдыха.
• Самарский академический театр драмы.
Улица Горького по праву считается одной из красивейших в Самаре. Здесь расположена, в частности, Мукомольная мельница Струкова и Якимова – прекрасный архитектурный ансамбль в русском стиле.
Парк культуры и отдыха им. М. Горького – самый большой в Самаре. Здесь можно увидеть редкие растения, дубы, возраст которых превышает столетие. Имеются в парке и аттракционы, включая колесо обозрения, веревочный парк. С мая по сентябрь действует живой уголок.
Присвоение имени Горького Самарскому академическому театру драмы неслучайно: живя в Самаре, Горький регулярно бывал в театре. Он не только посещал спектакли, но и писал рецензии на них – сначала ради заработка, но постепенно это стало для него внутренней потребностью. В этих рецензиях отражалась позиция автора относительно театрального искусства – недопустимость фальши, наигранности, понимание высокого предназначения актера. Со временем эти принципы станут основной собственных драматических произведений писателя.
Сохранился в Самаре и дом, где жил писатель. Этот особняк в стиле модерн располагается на улице Степана Разина, он привлекает внимание благородством линий. Фасад украшен плоским пилястрами, профилированным карнизом, балконом с ажурным кованым ограждением. М. Горький жил в подвальной комнате этого дома, о чем сообщает мемориальная табличка. В 1941 г. в этом доме был открыт Самарский литературно-мемориальный музей им. М. Горького.
Литературно-мемориальный музей в Самаре находится в другом здании – на улице Фрунзе. Посетителям предоставляется возможность «заглянуть в прошлое». В особенности способствует этому экспозиция «Воображаемая квартира Алексея Пешкова в Самаре», в которой представлено множество интересных экспонатов:
• подлинные личные вещи писателя;
• полицейские дела, заведенные на него;
• инсталляция, представляющая нары из ночлежки, представленной в пьесе «На дне».
Посетители могут не только осмотреть экспонаты, но и пройти литературно-психологический тест, который позволит узнать себя в персонажах произведений М. Горького.
Максим Горький недолго прожил в Самаре, но это время сыграло важную роль в его творческом становлении, а писатель оставил яркий след в культурной истории города.
Темы рефератов
• История взаимоотношений М. Горького с одним из писателей, деятелей культуры, политики. В ряду имён (на выбор) могут быть Л. Толстой, В. Короленко, А. Чехов, Л. Андреев, А. Блок, В. Ходасевич, Ф. Шаляпин и др.
История взаимоотношений М Горького и А. Чехова
История отношений Горького и Чехова – тема не только биографическая. Материал, сосредоточенный в переписке обоих писателей и в их взаимооценках, вводит нас в самую сердцевину тех сложных процессов, которые развивались в русской литературе конца прошлого века и начала нынешнего.
Множество фактов свидетельствует о том, что к творчеству Чехова Горький с самых ранних лет испытывает постоянный, пристальный интерес.
Имеются смутные указания, что какие-то произведения Чехова он читал еще на заре своей юности. Один из мемуаристов, некто Евреинов, тот самый, который упоминается в «Моих университетах» как инициатор переезда будущего писателя из Нижнего в Казань, сообщает: «В один из... наших разговоров Пешков показал мне рассказ Антона Чехова в каком-то юмористическом журнале, попавшемся ему под руку, восхищался этим рассказом и высказал желание научиться самому так писать». Разговор этот, если он действительно имел место, может быть отнесен к 1883 – 184 гг.
В письме к гражданам города Таганрога, связанном с проведением семидесятипятилетия со дня рождения Чехова, Горький писал: «Я хорошо помню начало литературной деятельности А.П. Чехова, помню кисленькие улыбочки дореволюционных обывателей, когда они почувствовали, что человек, казавшийся им только веселым забавником, начал мягкой рукой, но безжалостно обнажать пошлость и глупость их жизни». Здесь имеется в виду, очевидно, не «начало литературной деятельности» Чехова, в точней смысле этого слова, а ранний период его писательской зрелости, когда от юношеских юморесок он переходил к рассказам «серьезного» содержания. Таким образом, речь идет о второй половине 80-х годов.
К 1889 г. относится еще одно высказывание Горького о Чехове:
«Мне почти больно, когда о Чехове говорят слишком громко, неуважительно, – пишет он в одном из автобиографических очерков, вспоминая переживания и раздумья тех лет. – После «Припадка» я считаю Чехова писателем, который в совершенстве обладает «талантом человеческим, тонким, великолепным чутьем к боли» и обиде на людей». Из сказанного со всей очевидностью следует, что Горький не только читал Чехова и до «Припадка», но что к этому времени у него сложилось уже какое-то определенное представление о творчестве старшего писателя.
Наконец в своем первом письме к Чехову, положившем начало личному общению обоих писателей, Горький писал: «Собственно говоря – я хотел бы объясниться вам в искреннейшей горячей любви, кою безответно питаю к вам со времен младых ногтей моих, я хотел бы выразить мой восторг пред удивительным талантом вашим, тоскливым и за душу хватающим, трагическим и нежным, всегда таким красивым, тонким... Сколько дивных минут прожил я над вашими книгами, сколько раз плакал над ними и злился, как волк в капкане, и грустно смеялся подолгу».
Картина, таким образом, получается достаточно полная. Среди писателей старшего поколения молодой Горький был связан с немногими и к большинству их не испытывал особого влечения. Когда Чехов убеждал его: «Короленко, Потапенко, Мамин, Эртель – это превосходные люди; в первое время, быть может, Вам покажется скучновато с ними, но потом через год-два привыкнете и оцените их по достоинству», – Горький отвечал довольно односложно: «Короленко я знаю, остальные, право, неинтересны».
Такой устойчивой и активной заинтересованности, какая проявляется в отношении Горького к Чехову – и как к человеку, и как к художнику, – он не проявлял ни к кому из писателей старшего поколения.
Что же привлекало его в жизненном и творческом облике Чехова?
Вопрос о творческих связях, соединявших обоих писателей, вопрос не новый в историко-литературной науке. Некоторые выкристаллизовавшиеся в процессе разработки этой темы положения заняли прочное место в нашем историко-литературном обиходе, например, положение о Горьком, как ближайшем преемнике и продолжателе Чехова в его борьбе с народнической идеализацией деревни; тем более прочное, что сам Горький неоднократно подчеркивал исторические заслуги Чехова в этой области.
В прошлом либеральная и особенно либерально-народническая критика многократно обвиняла молодого Горького в отрицательном и едва ли даже не во враждебном отношении к крестьянству, якобы проповедуемом в его произведениях. Обвинения эти, особенно в той форме, в какую они часто облекались, голословны, носят вульгаризаторский характер и не соответствуют реальному положению вещей. Враждебно относился Горький не к крестьянству, а к той фетишизации патриархальных начал крестьянской жизни, к тому преднамеренному замалчиванию ее противоречий, которые лежат в основе социально-политической доктрины народничества и составляют самую слабую сторону народнической беллетристики.
В этом плане Горькому безусловно были близки чеховские образы русской деревни конца века, разоблачавшие фальшь народнической идиллии с огромной беспощадной последовательностью и художественной силой.
Но преемственность антинароднических настроений – лишь один из эпизодов творческого общения обоих писателей, частность, которая не должна заслонять от нас целого. К тому же выступали оба писателя против народнической идеализации деревни далеко не с одних и тех же позиций. Чехову крестьянская жизнь в целом рисуется в беспросветно-мрачных тонах. Горький уже в свои молодые годы видит в крестьянстве какие-то свежие силы, способные к активному вмешательству в действительность. Придет время, и он ярко покажет эти силы в крестьянских персонажах повести «Мать» и в ряде других произведений.
Уже на склоне жизни, в одном из самых зрелых своих творений, Горький дал предельно выразительную характеристику того исторического отрезка времени, в условиях которого протекали его юношеские годы, формировалось его человеческое «я».
«Когда герои были уничтожены, они, – как это всегда бывает, – оказались виновными в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их, – писал Горький. – Люди, которые благосклонно следили за неравной борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем друзья борцов, оставшиеся в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих перед осколками группы героев, которые еще вчера вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе творчества истории». Люди быстро умнели и, соглашаясь со Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредотачивали свои силы и таланты на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время – не время широких задач».
Суровым критиком этой страшной в своей томительной пустоте действительности, беспощадным разоблачителем мещанства, пронизывающего все поры общественной жизни, – вот чем прежде всего был для Горького Чехов. «Огромное вы делаете дело вашими маленькими рассказиками – возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумертвой жизни – чорт бы ее побрал», – писал он самому Чехову.
Это мимоходом высказанное суждение он широко развернул в своих воспоминаниях о Чехове: «Антон Чехов уже в первых рассказах своих умел открыть в тусклом мире пошлости ее трагически-мрачные шутки: стоит только внимательно прочитать его «юмористические» рассказы, чтобы убедиться, как много за смешными словами и положениями жестокого и противного скорбно видел и стыдливо открывал автор... В каждом из юмористических рассказов Антона Павловича я слышу тихий, глубокий вздох чистого, истинно-человеческого сердца, безнадежный вздох сострадания к людям, которые не умеют уважать свое человеческое достоинство и, без сопротивления подчиняясь грубой силе, живут, как рабы, ни во что не верят, кроме необходимости каждый день хлебать возможно более жирные щи, и ничего не чувствуют, кроме страха, как бы кто-нибудь сильный и наглый не побил их. Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов, трагизм мелочей жизни, никто до него не умел так беспощадно правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской обыденщины. Его врагом была пошлость: он всю жизнь боролся с ней, ее он осмеивал и ее изображал бесстрашным острым пером, умея найти плесень пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, все устроено очень хорошо, удобно, даже – с блеском».
Если Чехов видел основную историческую заслугу Горького в том, что он «первый в России и вообще на свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к этому протесту», то Горький в полной мере воздавал должное Чехову как художнику, занимающему едва ли не первое место в ряду тех, на чей художественный опыт опирался он, осуществляя эту задачу.
Никому из русских писателей до Чехова – за исключением, конечно, Салтыкова-Щедрина – не удалось так ясно разглядеть мещанскую ограниченность русской либеральной интеллигенции, уловить за излюбленными ею красивыми фразами и красивыми жестами бездонную внутреннюю пустоту. И этим он был особенно близок Горькому.
«Вялая, апатичная, лениво философствующая, холодная интеллигенция, которая никак не может придумать для себя приличного образца кредитных бумажек, которая не патриотична, уныла, бесцветна, которая пьянеет от одной рюмки вина и посещает пятидесятикопеечный..., которая брюзжит и охотно отрицает все, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать, которая не женится и отказывается воспитывать детей и т. д. Вялая душа, вялые мысли, отсутствие движений, неустойчивость в мыслях» – эти слова Чехова воспринимаются как эскиз того самого собирательного героя, образ которого с такой замечательной художественной силой был запечатлен в «Жизни Клима Самгина». Конечно, Горький пошел здесь дальше Чехова. Он сумел показать, как политическая вялость, апатичность русской буржуазной интеллигенции приводит ее к прямому ренегатству, отступничеству, к прямой измене лучшим традициям освободительного движения. Но чеховская критика буржуазной интеллигенции явилась необходимым подготовительным этапом к той критике ее, которая была так широко и полно развернута Горьким.
И все же ограничивать роль Чехова в творческой жизни Горького одними только его заслугами как критика мещанства, как «отрицателя», значило бы сужать рамки их творческого общения, обеднять его содержание.
Письма Горького к Чехову ценны, помимо всего прочего, тем, что в них чрезвычайно ярко раскрываются литературные позиции самого Горького в пору его творческой молодости, его борьба за новое искусство, противостоящее натуралистически бескрылой «бытовой» и развлекательной беллетристике конца века, – искусство целеустремленное, мужественное, бодрое.
«Знаете, что вы делаете? – обращается он к Чехову. – Убиваете реализм... Я этому чрезвычайно рад. Будет уж! Ну его к чорту! Право же - настало время нужды в героическом: все хотят – возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее. Обязательно нужно, чтобы теперешняя литература немножко начала прикрашивать жизнь, и как только она это начнет – жизнь прикрасится, т. е. люди заживут быстрее, ярче».
Та форма, в какой выражены высказываемые здесь Горьким мысли, не должна вводить нас в заблуждение: прокламируя необходимость «прикрашивания» жизненной действительности, он, конечно, говорит не об отходе от нее или искажении ее, а совсем о другом – о повышении общего тонуса искусства, что должно послужить необходимой предпосылкой к усилению его социальной действенности.
Когда он высказывает сожаление о том, что «в могучей литературе нет символизма, нет этого стремления трактовать вопросы коренные, вопросы духа», – за наивно идеалистической фразеологией здесь ясно различимо то же здоровое и прогрессивное, в основе своей, стремление к большому искусству, искусству идейного накала и широких философских обобщений. К символизму как реакционному направлению буржуазной художественной культуры Горький относился безоговорочно отрицательно на всех этапах своего идейного и художественного развития, хотя и не отрицал личной одаренности отдельных представителей этого направления.
Впрочем, в эстетических воззрениях Горького того периода вообще, конечно, наивно было бы искать той четкости, которую приобрели они позднее, после того как писатель испытал мощное и плодотворное воздействие коммунистического мировоззрения, идей партии Ленина-Сталина. Еще один из лучших представителей большевистской критики Боровский справедливо отмечал в свое время, что «художественное творчество, носящее определенные классовые черты, складывается лишь тогда, когда сам класс уже значительно оформился и сознал свою самостоятельность. На заре движения, когда только начинают формироваться первые кадры будущего боевого класса и умы охватывает еще неясная, расплывчатая, хаотическая идея борьбы, эстетическая идеология проникнута лишь неоформленными, радостными предчувствиями и чаяниями, преисполнена сознания избытка накопляющихся сил и жажды дать исход этим силам». В эстетических представлениях молодого Горького много смутного, незрелого, наносного, – вплоть до апелляций к «боженьке» и комплиментов по адресу спиритуалиста и мистика Владимира Соловьева. Но при всем том его творческая мечта неизменно обращена вперед, основное направление его художественных исканий отражает самые прогрессивные тенденции современного исторического процесса.
И вот в Чехове Горький хочет видеть своего соратника не только в борьбе с отрицательными сторонами действительности, но также в борьбе за новые жизненные идеалы, и прежде всего за новое искусство - жизнеутверждающее, оптимистическое, как средство воплощения этих идеалов. Уже пройдя большую половину своего жизненного пути, Горький, задаваясь вопросом о том, почему он начал писать, отвечал на этот вопрос так: «По силе давления на меня «томительно бедной жизни» и потому, что «не писать я не мог». Первая причина заставила меня попытаться внести в «бедную» жизнь такие вымыслы, «выдумки», как «Сказка о соколе и уже», «Легенда о горящем сердце», «Буревестник», а по силе второй причины я стал писать рассказы «реалистического» характера – «Двадцать шесть и одна», «Супруги Орловы», «Озорник».
Высоко оценивая заслуги Чехова как врага и разоблачителя мещанства, Горький вместе с тем старательно ищет в произведениях старшего писателя такие черты, которые были бы близки ему и как автору «Песни о Соколе", «Легенды о горящем сердце», «Буревестника».
«Хотя читают вас так много, как, кажется, еще никого не читали – говорю об обилии изданий, – но понимают вас все же плохо, – писал Горький своему корреспонденту. – Было некогда брошено в публику авторитетное слово о Чехове, который «с холодной кровью пописывает», и наша публика, которая всегда ленива думать и не могла сама установить правильного к вам отношения, – приняла это слово на веру и очень была рада, что ей подсказали взгляд на вас. Поэтому она недостаточно внимательно читает ваши рассказы и, воздавая должное их внешности, – мало понимает их сердце и его голос. Выйдет полное собрание – и вызовет иную оценку ваших работ".
Борьба за эту «иную оценку», о которой говорит здесь Горький, красной нитью проходит сквозь всю историю его творческого общения с Чеховым. Сквозь коросту суждений либерально-народнической критики о Чехове как писателе, может быть, и талантливом, но поверхностном, безыдейном, коллекционере забавных анекдотов, равнодушном ко всему на свете, Горький упорно пробивается к подлинному Чехову-художнику, все творчество которого было пронизано неутомимой жаждой жизни и верой в жизнь, любовью к человеку и верой в человека.
«Каждый новый рассказ Чехова, – утверждает он, – все усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту – ноту бодрости и любви к жизни». «Чехов... один из лучших друзей России, друг умный, беспристрастный, правдивый – друг, любящий ее, сострадающий ей во всем». Горький потому и не стеснялся так густо подчеркивать болезненно обостренное отношение Чехова к безобразиям русской жизни того времени, ко всем недугам русского общества, что твердо знал: за совершенно пессимистическими по видимости чеховскими оценками русской действительности кроется горячая любовь к своей стране и своему народу.
Надо знать, как беспощадно и жестоко мстила Чехову либерально-народническая критика за его равнодушие к догме либерального народничества, какие глубокие корни пустила идущая от Михайловского и Скабичевского легенда о безыдейности, духовной опустошенности Чехова, чтобы в полной мере оценить заслуги Горького в деле разрушения этой легенды. Именно Горьким впервые был раскрыт подлинный Чехов, занимающий в истории русской литературы совсем иное место, чем то, которое готовили ему творцы вульгарной и пошлой выдумки о «жертве безвременья», «певце сумерек», «скорбном созерцателе».
Трудно гадать о том, как сложились бы творческие связи обоих писателей в дальнейшем, если бы общение их не было прервано смертью Чехова. Несомненно, в глазах Чехова Горький с самого начала был чем-то большим, нежели просто талантливым, обещающим новичком.
Мечта о настоящем, большом искусстве владела Чеховым неотступно, и, подходя с точки зрения идейных и художественных норм этого большого искусства к современной литературной обстановке, он испытывал чувство острой неудовлетворенности. «Скажите по совести, – читаем в одном из его писем начала 90-х годов, – кто из моих сверстников, т. е. людей в возрасте 30 – 45 лет, дал миру хоть одну каплю алкоголя... Мило, талантливо, Вы восхищаетесь и в то же время никак не можете забыть, что Вам хочется курить... Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными или просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же! Вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета, которая недаром приходила и тревожила воображение... Лучшие из них реальны и пишут жизнь такой, какая она есть, но от того, что каждая страница пропитана, как соком, сознанием цели, Вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет Вас. А мы? Мы! Мы пишем жизнь такой, какая она есть, а дальше – ни тпрру, ни ну... дальше хоть плетями нас стегайте... У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, бога нет, привидений не боимся... Кто ничего не хочет, ни на что не надеется и ничего не боится, тот не может быть художником. Болезнь это или нет - дело не в названии, но сознаться надо, что положение наше хуже губернаторского. Не знаю, что будет с нами через 10 – 20 лет – тогда, быть может, изменятся обстоятельства, но пока было бы опрометчиво ожидать от нас чего-то действительно нужного, независимо от того, талантливы мы или нет. Пишем мы машинально, только подчиняясь тому давно заведенному порядку, по которому одни служат, другие торгуют, третьи пишут».
Конечно, было бы грубейшей ошибкой рисовать положение таким образом, будто бы художественные принципы Горького были бы полностью приемлемы для Чехова. Преувеличивать их творческое родство так же неразумно, как отрицать его. В частности, сетования Чехова по поводу «несдержанности» Горького как художника, по поводу отсутствия в горьковских рассказах необходимой «грации» – все это было вызвано действительными различиями между ними как писателями.
Прежде всего литературная манера обоих писателей качественно разнородна. Известно, что сам Чехов прокламировал в качестве одного из основных принципов своей эстетики именно принцип художественной сдержанности. «Когда изображаете горемык и бесталанных и хотите разжалобить читателя, то старайтесь быть холоднее – это дает чужому горю как бы фон, на котором оно вырисуется рельефнее», – учит Чехов. «Над рассказами можно и плакать и стонать, можно страдать заодно со своим» героями, но, полагаю, нужно это делать так, чтобы читатель не заметил. Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление». «Чем чувствительнее положение, тем холоднее следует писать, и тем чувствительнее выйдет. Не следует обсахаривать». «Широко и легко можно писать не только о барышнях, блинах и фортепьянах, но даже о слезах и нужде». В свете этих суждений легко понять неприязнь Чехова ко всякого рода патетике и его оценки горьковского таланта как «большого», «настоящего», «несомненного», но в то же время «грубого, рудиментарного», «не выдержанного, залихватского».
При всем том романтическая стихия ранних рассказов и повестей Горького отнюдь не была совсем чужда Чехову. В его собственном творчестве романтические элементы присутствуют вполне осязательно. Он знал, что жизнь бедна и томительна, но знал в другое: что жизнь «страшна и чудесна». Ему ведома была не только обыденность и пошлость мира, но и красота его, которая «не терпит обыденного и пошлого».
«Едешь час-другой... Попадается по пути молчаливый старик-курган или каменная баба, поставленная бог ведает кем и когда, бесшумно пролетит над землею ночная птица, и мало-помалу на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и все то, что сам сумел увидать и постичь душою. И тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в голубом небе, в лунном свете, в полете ночной птицы – во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодости, расцвет сил и страстная жажда жизни, душа дает отклик прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей». Это – почти прямое предвосхищение горьковского пейзажа.
Больше того: есть у Чехова целые произведения, целиком проникнутые тем высоким романтическим пафосом, который так характерен для молодого Горького. Таков, например, рассказ «Мечты» – о том, как двое сотских крестьян конвоируют в уездный город бродягу, не помнящего родства. На привале он начинает рассказывать своим конвоирам об ожидающей его Сибири: «... такая же Россия, такой же бог и царь, что и тут, так же там говорят по-православному, как и я с тобой. Только там приволья больше и люди богаче живут. Все там лучше... А реки там широкие, быстрые, берега крутые – страсть! По берегу всё леса дремучие. Деревья такие, что взглянешь на маковку – и голова кружится... Сотские молчат. Они задумались и поникли головами. В осеннюю тишину, когда холодный, суровый туман с земли ложится на душу, когда он тюремной стеной стоит перед глазами и свидетельствует человеку об ограниченности его воли, сладко бывает думать о широких, быстрых реках, с привольными, крутыми берегами, о непроходимых лесах, безграничных степях. Медленно и покойно рисует воображение, как ранним утром, когда с неба не сошел еще румянец зари, по безлюдному крутому берегу маленьким пятном пробирается человек; вековые мачтовые сосны, громоздящиеся террасами по обе стороны потока, сурово глядят на вольного человека и угрюмо ворчат; корни, громадные камни и колючий кустарник заграждают ему путь, но он силен плотью и бодр духом, не боится ни сосен, ни камней, ни своего одиночества, ни раскатистого эха, повторяющего каждый его шаг. Сотские рисуют себе картины вольной жизни, какою они никогда не жили; смутно ли припоминают они образы давно слышанного, или же представления о вольной жизни достались им в наследство вместе с плотью и кровью от далеких вольных предков, бог знает!»
Неугасима была ненависть Чехова к мещанству во всех его разновидностях, но неугасима была также его уверенность в том, что мещанство не обязательный атрибут человечества на всех стадиях его существования, а злокачественная короста, распространенная по поверхности его здорового организма.
«Чувство красоты в человеке не имеет границ и рамок». «Какое наслаждение уважать людей! Когда я вижу книги, мне нет дела до того, как авторы любили, играли в карты, я вижу только их изумительные дела».
«Человеку нужно только три аршина земли. – Не человеку, а трупу. Человеку нужен весь земной шар».
«Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть».
Когда Чехов, за несколько месяцев до смерти, читал горьковского «Человека», он остался недоволен, увидел в этом произведении что-то очень напоминающее «проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом на о». Но автором всех только что процитированных афоризмов был не Горький, а Чехов. Конечно, романтическая струя в творчестве Чехова – это совсем не то же самое, что романтизм молодого Горького. Прежде всего чеховская мечта о прекрасном в жизни лишена той действенности, целеустремленности, которыми проникнуты романтические порывы автора «Песни о Соколе» и «Буревестника».
Легенда о Чехове как художнике, лишенном какого бы то ни было мировоззрения, проповеднике «чистого» искусства, свободного от всякого идейного содержания, есть легенда в самом точном значении этого слова, то есть вымысел. Сам Чехов высказывался по этому вопросу совершенно недвусмысленно. «Я иногда проповедую ересь, но до абсолютного отрицания вопросов в художестве еще не доходил ни разу, – писал он. – Художник наблюдает, выбирает, догадывается, комбинирует, уж одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать. Чтобы быть покороче, закончу психиатрией: если отрицать в творчестве вопрос и намерение, то нужно признать, что художник творит непреднамеренно, без умысла, под влиянием аффекта; поэтому если бы какой-нибудь автор похвастал, мне, что он написал повесть без заранее обдуманного намерения, то я назвал бы его сумасшедшим».
Упреки по адресу Чехова в отсутствии у него мировоззрения еще Горький справедливо назвал «нелепыми упреками». Чехову принадлежат замечательные слова о том, что «воспретить человеку материалистическое направление равносильно запрещению искать истину. Вне материи нет ни опыта, ни знаний, значит нет и истины». Эти слова могли быть сказаны только человеком с очень высоким, очень развитым мировоззрением.
Реальная, а не мнимая слабость Чехова, действительно характеризующая его как художника того исторического периода, когда революционное народничество вырождалось и агонизировало, а идеология пролетариата - революционный марксизм – еще не овладела сознанием масс, проявлялась в другом: в добровольном самоустранении писателя от политической борьбы, не раз декларированном Чеховым. Спора нет, трудно представить себе нечто более чуждое по духу Горькому, нежели политическая пассивность Чехова.
Необходимо учитывать, однако, что та «политика», которая выражалась в форме либеральных словопрений, и со стороны Горького встречала достаточно враждебное отношение. Впечатления, вынесенные им из общения с деятелями казанских, борисоглебских и нижегородских радикальных кружков, с которыми сталкивала его судьба до этого, носили весьма скептический характер и отложились очень тяжелым грузом в его памяти. Только поэтому понятие партийности в этот период смешивается у него иногда с понятием кружковщины; так было, например, когда он мотивировал свой отказ от участия в юбилейном сборнике, посвященном Н. К. Михайловскому, тем, что «в предприятиях партийного характера участвовать не склонен».
Соприкосновение с легально-марксистскими кругами и подавно не поколебало его скепсиса.
Еще в 1899 г., сообщая Чехову, что «Жизнь» имела в виду слить народничество и марксизм в одно гармоническое целое и что марксисты (легальные) якобы помешали этому намерению, основав свой журнал «Начало», Горький так комментировал это сообщение: «Я всех этих дел не понимаю. Скажу откровенно, что не лестно думаю я о питерских журналистах, думаю, что все эти их партии – дело маложизненное, в котором бьется гораздо больше личного самолюбия не очень талантливых людей, чем душ, воспламененных желанием строить новую, свободную для человека жизнь на обломках старой, тесной». Это ироническое замечание относится к догматическому, струвианскому «марксизму». После сближения с революционной социал-демократией он изменил свой взгляд на партийность. Известно его признание: «Подлинную революционность я почувствовал... в большевиках, в статьях Ленина, в речах и работе интеллигентов, которые шли за ними».
С другой стороны, Чехов, так брезгливо относившийся к «политике», пока она оставалась в его глазах синонимом либерального словоблудия, начинал относиться к ней совсем иначе, когда она выражала революционное движение масс.
Один из современников Чехова – беллетрист Елпатьевский – оставил более чем красноречивую характеристику тех настроений, которыми Чехов был охвачен в преддверии событий 1905 года: «Он, отвертывавшийся от политики, весь ушел в политику, по-другому и не то стал читать в газетах, как и что читал раньше. Пессимистически и во всяком случае скептически настроенный Чехов стал верующим. Верующим не в то, что будет хорошая жизнь через двести лет, как говорили персонажи его произведений, а что эта хорошая жизнь для России придвинулась вплотную, что вот-вот сейчас перестроится вся Россия по-новому, светлому, радостному. И весь он другой стал – оживленный возбужденный, другие жесты явились у него, новая интонация послышалась в голосе. Помню, когда я вернулся из Петербурга в период оживления Петербурга перед революцией 1905 года, он в тот же день звонил нетерпеливо по телефону, чтобы я как можно поскорее, немедленно сейчас же приехал к нему, что у него важнейшее, безотлагательное дело ко мне. Оказалось, что это важнейшее, безотлагательное дело заключалось в том, что он волновался, что ему безотлагательно, сейчас же нужно было знать, что делается в Москве и в Петербурге, и не в литературных кругах, о которых он раньше исключительно расспрашивал меня, а в политическом мире, в подымающемся революционном движении... И когда мне, не чрезмерно обольщавшемуся всем, что происходило тогда, приходилось вносить некоторый скептицизм, он волновался и нападал на меня с резкими, несомневающимися, нечеховскими репликами. «Как вы можете говорить так! – кипятился он. – Разве вы не видите, что все сдвинулось сверху донизу! И общество, и рабочие. И как это все перевернулось в нем».
Свидетельство – это не единично. «Теперь это был совсем другой человек, – пишет о Чехове в последние годы его жизни другой мемуарист, – видимо, революционное электричество, которым в то время был перезаряжен воздух, встряхнуло и Чехова. Глаза его загорались суровым негодованием, когда он говорил о неистовствах Плеве, о жестокости и глупости Николая II».
Эти записи вполне гармонируют с содержанием произведений Чехова последних лет его жизни, сквозь всю образную ткань которых проходит предчувствие того часа, когда «все полетит вверх дном, все изменится точно по волшебству. И будут тогда здесь громадные, великолепнейшие дома, чудесные сады, фонтаны необыкновенные, замечательные люди».
Было бы, однако, ошибочным отождествлять политические и литературные позиции Горького и Чехова в период исторической подготовки революции 1905 года. При всей несомненности роста политической активности Чехова в этот период он и теперь оказывается неспособным подняться до правильного понимания исторической роли рабочего класса, правильного понимания революционной перспективы.
У Горького была органическая связь с революционным движением пролетариата, которой не было у Чехова. Уже в самом начале 900-х годов, создавая в пьесе «Мещане» образ Нила, Горький делает первые шаги по тому пути, который приводит его позднее к созданию повести «Мать» – произведения всемирно-исторического значения, первого произведения подлинно социалистического искусства, озаренного светом самого передового, самого революционного мировоззрения нашей эпохи и опирающегося на опыт массовой революционной борьбы рабочего класса.
Чехов был последним великим представителем того художественного течения, которое вошло в историю мировой литературы под именем критического реализма и которое явилось высшим достижением художественной культуры прошлого, выросшей и созревшей в условиях классово-антагонистического общества. Но его пути, как завершителя целого большого периода исторического развития литературы, не могли не соприкоснуться с путями Горького, явившегося наследником лучших традиций реалистической литературы прошлого и создателем нового искусства эпохи социализма.
• Позиция М. Горького в эпоху Февральской и Октябрьской революций 1917 г.
Продумайте задачу, структуру и подробный план реферата, а также основные понятия и термины, на которые вы будете опираться. Не забудьте, что в реферате для начала нужно осветить характер Февральской и Октябрьской революций 1917 г., за которыми последовала ломка страны и переустройство государства на социалистических основаниях. Затем надо осветить факты из биографии писателя этого периода. Найдите в литературе или Интернете факты, свидетельствующие о защите М. Горьким деятелей культуры от преследований большевиков.
Позиция М. Горького в эпоху Февральской и Октябрьской революций 1917 года
План
1. Характер Февральской и Октябрьской революций 1917 года.
2. М. Горький – «буревестник революции»?
3. Поддержка большевиков в 1917 году.
4. Горький и Февральские события 1917 года.
5. Издание газеты «Новая жизнь».
6. Отношение Горького к подготовке Октябрьского переворота.
7. Горький об Октябрьской революции 1917 года в цикле статей «Несвоевременные мысли».
8. Защита М. Горьким деятелей культуры от преследования большевиков.
9. Влияние событий Октября 1917 года на жизнь и творчество М. Горького
Февральская и Октябрьская революции 1917 года имели буржуазно-демократический характер. Произошла ломка страны и переустройство государства на социалистических основаниях. Итогами революции стали: ликвидация монархии в России, возникновение двоевластия, открытие пути демократического развития страны. Власть оказалась в руках самых решительных политических сил, провозгласивших себя выразителями интересов трудового класса России. Страну ожидали серьёзные политические и социально-экономические изменения.
Максиму Горькому, как и любому человеку, целиком отдавшемуся идее, «посчастливилось» не единожды ошибаться и пожинать плоды своих ошибок. Его нередко называли «буревестником революции». Был ли рад он такой характеристике? Вероятно, нет.
Горький не признавал полумер и полутонов. В пору «юности мятежной», не смущаясь и не боясь, он проповедовал социалистические взгляды, а в годы беспорядков 1905 – 1907 годов даже примкнул к рядам большевиков и сошёлся с Лениным. Тогда Алексей Максимович был уже состоятельным человеком и с удовольствием вкладывал немалые средства в партийную кассу.
Идее социалистической справедливости, в том виде, в котором он её понимал, Горький отдался без остатка. Однако после фиаско Первой русской революции он сбежал в Италию. Именно там, вдали от родины, он написал роман «Мать» как иллюстрацию классовой борьбы, цикл рассказов «По Руси».
В 1917 г. Горький снова поддержал своих старых друзей большевиков. Но на этот раз поддержка не была безоговорочной, и, хотя в общем Горький был на стороне Ленина и его политики, он не отождествлял себя с партией, стараясь играть роль третейского судьи и борца за мир и культуру. Горький предостерегал всех от революционного переворота, просил подождать, не выпускать агрессию. Он становиться противником новой власти.
Культура и наука были, по мысли Горького, как раз той силой (а интеллигенция – носителем этой силы), которая «позволит нам преодолеть мерзость жизни и неустанно, упрямо стремиться к справедливости, к красоте жизни, к свободе».
Февральские события 1917 г. Горький воспринял осторожно: радость от того, что «русский народ обвенчался со Свободой», вскоре омрачилась предчувствием грядущих трагических событий.
1 мая 1917 года Горький для выражения своей позиции начал издавать газету «Новая жизнь» за гонорары, полученные в издательстве «Нива» и на займы банкира Э.К. Груббе.
В газете он выступил в качестве колумниста, позже из своих публицистических колонок Горький сформировал две книги – «Несвоевременные мысли» и «Революция и культура». Основной мыслью публицистики Горького этого периода были размышления о свободе русского народа («Готовы ли мы к ней?») призыв к овладению знаниями, к преодолению невежества, к сохранению памятников старины, которые в то время нещадно разграблялись. Не понравилась писателю начавшаяся в стране люстрация и публикация списков тайных агентов царской охранки. «Это позорный обвинительный акт против нас, это один из признаков распада и гниения страны, признак грозный», – писал Горький.
О подготовке Октябрьского переворота Горькому сообщили незадолго до его начала. Многие годы общаясь с большевистскими вождями, он узнал от кого-то из них (возможно, от Л.Б. Каменева), что 16 октября на заседании ЦК РСДРП было принято решение о немедленном вооружённом восстании. Считая такой шаг гибельным для России и для революции, Горький решил выступить с воззванием, обращённым к большевикам и народу. В статье «Нельзя молчать!», опубликованной 18(31) октября, он писал: «На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут творить «историю русской революции».
Про «запломбированные вагоны» Ю.Н. Жуков уже сказал правду! Поэтому писатель, как в 1905 г., попытался предотвратить кровавое столкновение на улицах Петрограда, понимая, что организация переворота может оказаться в руках безответственных авантюристов и будет провоцироваться специально подготовленными профессиональными боевиками. У Троцкого, кстати, был свой отряд боевиков, который именовался «боевым отрядом народного вооружения».
Тяжело пережив поражение первой русской революции, Горький считал выступление большевиков преждевременным, так как не видел реальных сил, которые могли бы обеспечить им успех. Гибель лучших борцов на баррикадах 1905 г., репрессии 1906–1907 гг., массовое убийство призванных в армию рабочих и крестьян в 1914–1917 гг. обессилили революционную демократию, а партийные распри раскололи её верхушку. Поэтому Горький систематически печатал в «Новой жизни» статьи из цикла «Несвоевременные мысли», доказывая, что массы ещё не готовы к социалистической революции.
В статьях «К демократии», «Вниманию рабочих» и многих других звучит тревога за судьбы России, которую толкают к социальной революции «по методу Нечаева» «на всех парах через болото». В статье «Плоды демагогии» Горький резко упрекает большевиков в том, что они относятся к русскому рабочему, как к хворосту, поджигая который хотят зажечь костёр всемирной революции. Резко отзывается о большевистских лидерах: Ленине, Троцком и особенно о Зиновьеве. На них он возлагает ответственность за разруху в стране, гибель интеллигенции, за то, что «сильно мрут дети».
К дальнейшим событиям, и в особенности к октябрьскому перевороту, его отношение было очень неоднозначным. Вообще мироощущение Горького после революции 1905 г. претерпело эволюцию и стало более скептическим. При всем том, что его вера в Человека и вера в социализм осталась неизменной, он испытывал сомнение в отношении того, что современный русский рабочий и современный русский крестьянин способны воспринять светлые социалистические идеи так, как должно.
Октябрь 1917 года, охвативший страну, как пожар, писатель, в отличие от событий десятилетней давности, не принял. Кроме ужаса и возмущения он ничего не испытывал.
В цикле статей «Несвоевременные мысли» Горький смело писал: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти… Рабочий класс должен знать, что его ждёт голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия…».
Не боялся он и наносить прямые оскорбления Ленину, бросая жёсткие обвинения в захвате власти и кровавом терроре: «Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России – русский народ заплатит за это озёрами крови». «Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них – та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф».
Реакция Ленина на прямые обвинения в «Несвоевременных мыслях» известна: он «настоятельно рекомендовал» Горькому полечиться за границей. И это было предложение, от которого писатель не счёл возможным отказаться.
Репрессии против интеллигенции стали причиной окончательного разрыва Горького с большевиками. В то время он много сделал для спасения питерской интеллигенции. По его инициативе было организовано издательство «Всемирная литература», дававшее работу талантливым поэтам и писателям, открыты «Дом ученых» и «Дом искусств». К Горькому обращались с просьбой защитить арестованных и репрессированных. Он писал письма Ленину, ездил в Москву, заступался... но получалось не всегда...
Однажды Горький пожаловался Ленину, что в Петрограде ЧК арестовывает интеллигентов, которые до революции помогали большевикам, скрывали их от царских жандармов. Владимир Ильич лукаво усмехнулся и ответил, что таких идеалистов и либералов следует арестовывать именно потому, что они «добрые люди», всегда сочувствующие тем, кого преследуют. Ильич прищурился и как всегда, ясно и доходчиво все объяснил... «Раньше они спасали большевиков от царской охранки, теперь будут спасать контрреволюционеров от большевиков. А нам надо активных контрреволюционеров ловить и обезвреживать».
События октября 1917 повлияли на жизнь и творчество М. Горького. Много статей написано Горьким в этот период. Основное из них – сборник «Несвоевременные мысли». Он считает, что Великая Октябрьская революция – это абсолютное преступление против человечности. Горький пытается всевозможными способами спасти культуру. Смерть Блока, расстрел Гумилева поразили Горького, он эмигрирует. Но Максима Горького беспокоит то, что происходит в России. Постепенно он узнает о борьбе большевиков с безграмотностью, об индустриальном подъеме в СССР, меняет мнение о них и начинает яростно защищать в своих статьях.
Популярные решебники 11 класс Все решебники
*размещая тексты в комментариях ниже, вы автоматически соглашаетесь с пользовательским соглашением